Проповедник - Страница 9

— Ты что-нибудь хотел? Или просто решил в очередной раз меня проконтролировать?

Якоб глубоко вздохнул и положил руку ей на плечо. Она попробовала ее сбросить, но он держал крепко.

— Мне действительно непонятно, откуда вся эта агрессия. Подростки, с которыми я работаю, все бы отдали за то, чтобы у них был дом и о них заботились бы так, как о тебе. Взрослость — это, кроме всего прочего, еще благодарность и понимание. Но я ничего особенного не хотел. Марита зовет, у нее все готово, так что тебе лучше поторопиться. Переодевайся и приходи — пора есть.

Он отпустил ее плечо, повернулся, вышел из стойла и направился к дому. Ругаясь себе под нос, Линда положила скребницу и пошла приводить себя в порядок. Она действительно здорово проголодалась.

В очередной раз сердце Мартина было разбито, в который по счету — он уже и сам не мог сказать. Хотя он уже и попривык к драмам, все равно было очень больно. Точно так же, как много раз до нынешнего крушения, он считал единственной и неповторимой женщину, которая положила голову на его подушку. Конечно, он прекрасно знал, что она занята, но сам себя убеждал в том, что дни парня, с которым она живет, как говорится, сочтены. Трудно сказать, чего в этом было больше — наивности или непонимания. Мартин простодушно надеялся, что он со своей невинной внешностью и почти кукольной нежностью покажется кусочком сахара для мухи, особенно если эта муха женского пола и наелась дерьма в сортире повседневной жизни. Но что-то до сих пор никто из них так и не оторвался от этого дерьма ради приятного двадцатипятилетнего полицейского. Видно, все, что им надо, — поскорее прыгнуть в кровать, когда приспичит или когда просто надо разрядиться. Не то чтобы Мартин имел что-нибудь против физических отношений, напротив, он даже считал себя талантом в этой области, но проблема заключалась в том, что молодого человека чувства переполняли сверх всякой меры: быть влюбленным стало целью и основным занятием Мартина Молина. И именно поэтому маленькие интрижки заканчивались для Мартина разбитым сердцем, рыданиями и скрежетом зубовным, а женщины говорили спасибо и мчались домой к своей дерьмоватой, скучной, но уравновешенной и хорошо знакомой жизни.

Он глубоко вздохнул. Мартин сидел в задумчивости за своим письменным столом; сделав наконец над собой усилие, он сфокусировался на задании, которое ему поручил Патрик. До сих пор ему ничего не удалось найти, обзвон не дал результатов, но еще осталось много полицейских участков, которые следовало опросить. То, что база данных гикнулась именно сейчас, как раз в тот момент, когда нужна до зарезу, Мартин счел своей обычной невезухой, и поэтому он стоически набирал номер за номером, пытаясь найти женщину, подходящую под описание убитой.

Через два часа он откинулся на спинку стула и от разочарования запустил ручкой в стену. Никого и ничего, нигде ни одного пропавшего, похожего на жертву. Ну и что теперь делать?

Как это все дьявольски несправедливо: он ведь старше этого щенка, и именно он, Эрнст, должен был получить задание руководить расследованием. Но разве на этом свете дождешься справедливости? Он кучу времени угробил на то, чтобы целеустремленно льстить и потакать этому чертову Мелльбергу, и что получил в результате? Эрнст жал на газ, на высокой скорости проходя повороты по дороге во Фьельбаку. И если бы он ехал не в полицейской машине, то наверняка не раз и не два увидел бы в зеркале заднего вида оттопыренный средний палец. А сейчас пусть только попробуют туристы чертовы — с дерьмом смешаю.

Опрашивать соседей — это задание для стажера, а не для полицейского с двадцатипятилетним стажем службы. Это следовало поручить сопляку Мартину, а он, Эрнст, обзванивал бы округу и разговаривал с коллегами из ближайших районов.

Внутри все клокотало, но это было его естественное состояние с самого детства, так что ничего особенного, в общем-то, сейчас и не происходило. Это постоянное внутреннее кипение, а также типичный холерический темперамент делали Эрнста не слишком подходящим для работы, требующей многочисленных контактов с людьми. Но с другой стороны, он завоевал уважение жителей. Они инстинктивно чувствовали, что такому человеку, как Эрнст Лундгрен, лучше не перечить, если тебе дорого здоровье.

Когда он ехал через поселок, всюду головы поворачивались в его сторону. Его провожали взглядом и показывали на него пальцем, и Эрнст понял, что новость уже разнеслась по всей Фьельбаке. Ему пришлось еле-еле ползти через площадь Ингрид Бергман, забитую припаркованными в неположенных местах машинами. И к своему удовлетворению, он увидел, что больше всего автомобилей вокруг уличных столиков перед кафе «Брюгтанс». Но им недолго еще блаженствовать: на обратном пути он не пожалеет времени и наведет порядок в этой отпускной анархии. Парковка в неположенном месте — это серьезное нарушение. А может, им еще и в трубочку подышать придется. И Эрнст зорким совиным глазом оглядел водителей, которые сидели за столиками и с наслаждением дули холодное пиво, в то время как он проезжал мимо. Да, будь у него сейчас возможность, он бы непременно и с удовольствием отобрал пару водительских удостоверений.

Припарковаться у небольшого скопления домов перед Кунгсклюфтан оказалось непростой задачей, но Эрнст втиснулся и начал операцию «Звони в дверь, стучи в дверь, пока не офигеешь». Как и следовало ожидать, никто ничего не видел. Вся эта публика, которая обычно произносит «будь здоров», когда за два дома от них чихнут, не говоря уж о том, если кто-то с кем-то повздорит, на сей раз ничего не видела и не слышала. Обычное дело — они все становились слепыми и глухими, когда полицейский хотел что-то узнать. Хотя — и это должен был признать даже Эрнст — вообще-то они действительно могли ничего не слышать. На пике лета, в разгар сезона, постоянный шум — обычное дело; сплошь и рядом веселые компании возвращаются с гулянок под утро, поэтому у местных жителей выработалась привычка: если хочешь нормально спать ночью, постарайся не слышать того, что происходит на улице. Это до чертиков бесило местных жителей, а местные жители до чертиков бесили Эрнста.