Проповедник - Страница 50

— А ты не знаешь E-Type? — Мария перестала играть в отоларинголога, оторвалась от рта Дана и заинтересованно посмотрела на Густава. — Ну, я хочу сказать, он тусуется с Викан и ее парнем, а Дан сказал, что ты знаком с семьей короля, так что я подумала, что, может, ты его знаешь, он такой офигенно клевый.

Было заметно, что Густава слегка ошарашило, что, по чьему-то мнению, было более клево знаться с E-Type, чем с королем, но он нашелся и вполне светски ответил на вопрос Марии:

— Видишь ли, я несколько старше, чем кронпринцесса, но мой младший брат знает обоих: и кронпринцессу Викан, и Мартина Эрикссона.

Казалось, Мария не поняла, о чем речь.

— А кто такой Мартин Эрикссон?

Густав тяжело вздохнул и сказал после небольшой паузы:

— E-Type.

— А-а, клево.

Мария засмеялась, совершенно довольная.

Боже мой, подумала Эрика, чтоб мне жабой родиться, если ей двадцать один, как утверждает Дан, — семнадцать в лучшем случае. Хотя, конечно, она миленькая — даже Эрика была вынуждена это признать. Она горестно посмотрела на себя — да, это уже не грудь, это вымя — и констатировала, что те дни, когда соски нахально торчали сквозь одежду, как у Марии, увы, миновали.

Вечеринка оказалась не самой удачной. Эрика и Патрик старались изо всех сил поддерживать разговор, но общение Дана и Густава больше смахивало на первую встречу землянина с жителем Марса, а Мария умудрилась быстренько насосаться, выбыла из рядов активных бойцов и удалилась в туалет. Один лишь Ларс чувствовал себя прекрасно: он сосредоточено лопал, точнее, доедал все, что оставалось на блюдах, и пребывал в совершеннейшем счастье, не замечая убийственных взглядов Биттан.

Уже около восьми часов все разошлись, Патрик и Эрика остались одни перед радостной перспективой мытья посуды. Они решили немного погодить с этим делом и сели рядышком с бокалами в руке.

— Ох, как бы мне сейчас хотелось хлебнуть вина. — И Эрика мрачно посмотрела на свою кока-колу.

— Да, я очень хорошо понимаю, почему после сегодняшнего ужина тебе хочется выпить. Боже милостивый, как нас только угораздило собрать их всех вместе. По-моему, мы с тобой весь вечер ежа с золотой рыбкой скрещивали. Ну и что, мы думали, из этого выйдет? — Он засмеялся и покачал головой. — А ты знаешь E-Type? — Патрик говорил фальцетом, изображая Марию, и Эрика фыркнула. — Bay, как клево, — продолжал Патрик фальцетом, и Эрика залилась смехом. — Моя мама говорит, не важно, что девушка немножко глупая, если девушка красивая. — При этом Патрик кокетливо наклонил голову, воспроизводя интонацию Марии.

Эрика держалась за живот и умоляла:

— Прекрати, я больше не могу. Ведь ты же сам просил ее пригласить.

— Ну да, я знаю, но так уж вышло. — Патрик стал серьезным: — А что ты думаешь об этом Густаве? Мне как-то не показалось, что он самый приятный человек на свете. По-твоему, он Анне подходит?

Эрика моментально перестала смеяться и наморщила лоб.

— Нет, по-моему, и я здорово беспокоюсь. Конечно, можно считать, что после Лукаса, который ее лупил, любой покажется золотом. Может, конечно, это и правильно, но у меня, как тебе сказать… — Эрика помедлила, подыскивая подходящее слово. — Я бы очень хотела для Анны чего-то большего. Ты заметил, как его напрягало, когда дети шумели и бегали вокруг? Я голову даю на отсечение, что он из тех, кто считает, что детей может быть видно, но не слышно. Но Анне-то это совершенно не подходит, ей нужен кто-нибудь добрый, с теплом, способный любить, с кем она будет чувствовать себя хорошо. После того как я с ней поговорила и посмотрела на них вместе, мне кажется, это не то. Она не понимает, что заслуживает большего.

Они сидели и смотрели на море. Солнце медленно тонуло в воде, как раскаленное ядро. Было очень красиво, но Эрика перестала чувствовать эту красоту: ее тяготила тревога и беспокойство за сестру. Временами она так сильно чувствовала свою ответственность за нее, что это буквально мешало ей дышать. Но если она так сильно носится со своей сестрой, то что же она будет чувствовать, когда у нее появится собственный ребенок?

Она опустила голову на плечо Патрика, и вечерняя темнота сомкнулась над ними.

Понедельник начался с радостных новостей: Анника вернулась из отпуска. Загорелая до черноты, посвежевшая, довольная жизнью после отдыха вместе с любимым мужем, она села на свое место в приемной и блестящими глазами посмотрела на Патрика, когда он вошел в участок. Обычно он ненавидел понедельники, особенно утро понедельника, но когда увидел Аннику, жизнь показалась ему намного легче. Анника была своего рода осью или центром, вокруг которого крутилась вся жизнь в участке. Она организовывала, спорила, ругала и мирила, делала все, что нужно, в зависимости от обстоятельств. Какая бы проблема ни возникала, у Анники всегда находились умный совет и слово утешения. Даже Мелльберг определенно ее уважал; он прекратил свои попытки исследовать ее рельефы и больше не устремлял в ее сторону похотливые взоры, с чего он начал, когда появился у них в участке.

Не прошло и часа со времени прихода Патрика на работу, как вдруг Анника с очень серьезным лицом постучала к нему в дверь:

— Патрик, пришла одна пара, они хотят подать заявление о пропаже дочери.

Они посмотрели друг на друга и безо всякой телепатии поняли, о чем каждый из них подумал. Анника привела в кабинет Патрика двух встревоженных людей, которые вошли неуверенной походкой и сели, опустив плечи, перед его письменным столом. Они представились как Бу и Чёштин Мёллер.

— Наша дочь Ени не вернулась домой вчера вечером… — начал Бу.