Проповедник - Страница 123

123

Мартин подумал и сказал:

— Вообще-то нет. Я очень удивлюсь, если мы его там найдем. Но поглядеть все равно стоит.

Они свернули на подъездную дорожку и в очередной раз полюбовались идиллической картиной. Красно-коричневый дом, утопающий в мягком солнечном свете, особенно красиво выделялся на контрастном фоне голубизны моря. Как и в прошлый раз, молодежь целеустремленно сновала вокруг — все чем-то заняты. Мартин попробовал подытожить свои ощущения: кругом все такое здоровое, аккуратное, чистое, шведское, везде порядок, а в итоге на душе довольно неприятное чувство. Он по опыту знал, что если что-то выглядит слишком хорошо, то наверняка тут что-то не то.

— Да, дела, прямо гитлерюгенд какой-то, — сказал Ёста вслух то, что Мартин втайне думал про себя.

— Ну да, может быть. Хотя, конечно, слишком сильное слово. Ты только смотри вслух такое не скажи, когда мы там будем, — сказал Мартин сухо.

Ёста произнес с некоторой иронией:

— Ну, тогда извини, — и ухмыльнулся. — А я и не знал, что у нас цензор появился. Хотя, может, ты и прав. Если бы они настоящими нацистами были, то такого, как Кеннеди, в свой гитлерюгенд ни в жизнь не приняли бы.

Мартин проигнорировал комментарий и пошел к крыльцу. Дверь им отрыла одна из девушек и сухо спросила:

— Да, что вы хотите?

Было ясно, что о проблемах Якоба с полицией здесь всем известно.

— Мы ищем Якоба, — сказал Мартин, взяв на себя инициативу.

Ёста молчал и дулся.

— Его здесь нет. Поищите дома.

— А ты уверена, что Якоба нет? Нам вообще-то хотелось бы в этом убедиться самим.

Она с неохотой впустила их и крикнула в глубь дома:

— Кеннеди, полиция опять здесь. Они хотят посмотреть кабинет Якоба.

— Не беспокойся, мы сами найдем, — сказал Мартин.

Девушка его реплику проигнорировала. Послышались быстрые шаги, к ним подошел Кеннеди. Мартин подумал про себя: интересно, он что, тут у них в хозяйстве кто-то вроде постоянного гида? А может быть, ему просто нравится водить народ путями истинными.

Молча Кеннеди пошел перед Мартином и Ёстой по коридору к кабинету Якоба. Они вежливо поблагодарили и открыли дверь. Их ожидания не оправдались: ни малейшего следа Якоба. Они покрутились по комнате, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки того, что Якоб здесь ночевал: одеяло на диване, будильник — все, что угодно. Но ничего, ничего подобного, полное разочарование. Они вышли из кабинета. Кеннеди просто стоял и ждал. Он поднял руку, пригладил волосы. Мартин заглянул в его глаза: в их непроницаемой темноте таилась злобная усмешка.

— Ни хрена и ни хренушечки, — сказал Мартин, когда они уже сели в машину и покатили обратно в Танумсхеде.

— Ну да, — подтвердил Ёста коротко.

Мартин закатил глаза. Похоже, Ёста все еще дуется, ну и черт с ним — пусть дуется. На самом деле Ёста напряженно думал: ему казалось, что во время их посещения коммуны он видел что-то примечательное. Он попробовал сконцентрироваться и припомнить, что же такое мелькнуло перед ним, что-то такое очень простое, очень легкое, но ничего не выходило, хотя свербило где-то совсем рядом и очень отчетливо, прямо как песчинка на глазу. Ёста был просто обязан вспомнить, что же такое он видел.

— Ну и как дела, Анника? Нарыла что-нибудь?

Она отрицательно покачала головой. Ее крайне беспокоило, как Патрик выглядит. Диагноз ему можно поставить без особых усилий: слишком мало сна, слишком мало нормальной еды, зато слишком много стресса. Лицо просто серое, и ходит сгорбившись, как грузчик под мешком. И тут не надо быть гением и обладать проницательностью Анники, чтобы понять, что его так тяготит. Конечно, ей очень хотелось сказать Патрику, что его личные чувства и переживания — это все-таки одно дело, а работа — другое, и как-то их надо разделять, но воздержалась. Ей тоже было не по себе, потому что каждый раз, закрывая глаза, она видела перед собой растерянные лица родителей Ени Мёллер, когда они приходили в участок заявить о пропаже дочери.

— Ты вообще как себя чувствуешь? — спросила Анника участливо и посмотрела на Патрика поверх очков.

— Ну а как ты сама считаешь? Как можно себя чувствовать при таких раскладах?

Патрик нервным нетерпеливым жестом провел рукой по волосам, в результате разлохматил их совершенно и стал похож на сумасшедшего профессора из мультика.

— Значит, как я подозреваю, дерьмово, — без обиняков констатировала Анника.

По большому счету она никогда особенно не стеснялась в формулировках и предпочитала называть вещи своими именами, дерьмо ведь всегда дерьмо и дерьмом воняет, поливай духами или не поливай. Для нее это было своего рода жизненным девизом.

Патрик улыбнулся:

— Да, вообще-то что-то в этом роде. Ну да фиг с ним, хватит об этом. В регистрационных записях нашлось что-нибудь?

— Нет, извини, к сожалению. Нет никаких упоминаний о каких-то еще детях от Йоханнеса Хульта, и я бы не стала особенно рассчитывать на то, что они найдутся в других районах.

— Но все-таки, возможно, у него все же были дети и их просто не зарегистрировали?

Анника посмотрела на него, как на больного на всю голову, и фыркнула.

— Ну конечно, слава богу, нет никакого закона, который заставлял бы мамаш признаваться, от кого у них дети. Так что, само собой, ребенок, может быть, и скрывается под графой «отец неизвестен».

— Так, дай я попробую угадать: и этих детей, по-видимому, немало…

— В общем-то необязательно, все зависит от того, как широко, я имею в виду географически, проводить поиск. У нас в округе народ по большей части на редкость добропорядочный и респектабельный или, по крайней мере, хочет таким казаться, и, потом, ты уж, пожалуйста, не забывай, что речь идет не о сороковых годах. Йоханнес шустрил тут в шестидесятых — семидесятых, а тогда уже не считалось превеликим позором заводить детей вне брака. Можно даже сказать, что в определенные периоды шестидесятых это считалось почти что обычной вещью.

123