Проповедник - Страница 43

Он позволил себе пятиминутную передышку, сидя в тени перед полицейским участком и наслаждаясь мороженым. Из открытого окна высунулась голова Ёсты.

— Патрик, тут нам звонят, и, думаю, тебе стоит с ними поговорить.

Патрик быстро слизнул остаток мороженого и вошел внутрь. Он взял трубку на письменном столе Ёсты и несколько удивился, когда услышал, кто звонит. По ходу короткого разговора он сделал несколько записей, положил трубку и повернулся к Ёсте, который сидел на своем конторском стуле и внимательно на него смотрел.

— Как ты слышал, кто-то разбил окна в доме Габриэля Хульта. Как насчет того, чтобы съездить туда и оглядеться на месте?

Ёста, казалось, несколько удивился, что Патрик просит его, а не Мартина, но молча кивнул, соглашаясь.

Некоторое время спустя они уже ехали по аллее, ведущей к дому. Оба, не сговариваясь, вздохнули с завистью. Живут же люди. Усадьба, где обосновался Габриэль Хульт, и в самом деле выглядела великолепно. Она сияла как жемчужина, утопающая в пышной зелени, а обрамляющие подъездную аллею, покорно кланяющиеся ветру вязы усиливали впечатление. Патрик подумал, что Эфроим Хульт был, наверное, черт какой-то, а не проповедник, если ему такая роскошь даром досталась.

Под ногами похрустывало, когда они шли по засыпанной гравием дорожке к крыльцу. Все выглядело как-то уж слишком шикарно, и Патрик пытался представить, каков дом внутри.

Им открыл дверь сам Габриэль Хульт. Они с Ёстой тщательно вытерли ботинки о коврик, прежде чем пройти в прихожую.

— Спасибо, что смогли приехать так быстро. Моя жена очень разволновалась из-за всего этого. Я уезжал по делам и отсутствовал всю ночь, так что она была тут совсем одна, когда все произошло.

Говоря на ходу, Габриэль привел их в большую красивую комнату, которую через высокие окна заливал солнечный свет. На белом диване сидела женщина с встревоженным и испуганным лицом. Она встала, чтобы поздороваться, когда Патрик и Ёста вошли в комнату.

— Лаине Хульт. Благодарю, что вы смогли приехать так скоро.

Она опять села. Габриэль показал им на диван напротив, приглашая Патрика и Ёсту располагаться. Оба почувствовали себя не в своей тарелке. Мало того что не в мундире, да еще и в шортах. На Патрике была, по крайней мере, хотя бы красивая майка, а у Ёсты — полный караул: какая-то дедовская кацавейка из синтетики с короткими рукавами в ядовито-зеленых узорах. Легкое платье из некрашеного льна на Лаине и элегантный костюм, в который упаковался Габриэль, делали контраст просто разительным. Неужели ему не жарко, подумал Патрик, искренне надеясь, что Габриэлю не приходится все время носить в жару костюмы. Но представить его в какой-то другой, более свободной одежде он не мог. Казалось, что Габриэль ничуть даже не вспотел в своем темно-синем костюме, хотя у Патрика подмышки взмокли, когда он представил себя в чем-нибудь подобном в таком пекле.

— Ваш муж нас вкратце информировал по телефону о том, что случилось, но, может быть, вы нам сами все подробно расскажете?

Патрик ободряюще улыбнулся Лаине, раскрыл блокнот и достал ручку. Он приготовился слушать и ждал.

— Я находилась дома. Габриэлю часто приходится уезжать, и из-за этого я остаюсь дома ночью одна.

Патрику послышалась горечь в голосе Лаине, и он подумал, сожалеет ли о своих частых отлучках Габриэль Хульт. Лаине продолжила:

— Я понимаю, что это звучит как-то по-детски, но я на самом деле очень боюсь темноты. Поэтому когда я в доме одна, то чаще всего ограничиваюсь только двумя комнатами: моей спальней и комнатой в конце коридора, где стоит телевизор.

Патрик обратил внимание на то, что Лаине сказала «моей спальней»; он подумал, что это неправильно и очень печально, когда женатые люди больше не спят вместе. У них с Эрикой такого безобразия никогда не будет.

— Я как раз собиралась позвонить Габриэлю, когда увидела, что снаружи, возле дома, что-то движется. А потом, через секунду, что-то влетело в окно коридора и упало слева от меня. Я увидела, что это большой камень. А потом еще один разбил окно рядом. После я услышала, как кто-то убегает, в темноте я заметила только две тени, они скрылись в лесу.

Патрик коротко записал показания Лаине. Ёста сидел как изваяние и не произнес ни слова: если бы он не назвал свое имя, когда здоровался с Габриэлем и Лаине, то вполне сошел бы за немого. Патрик вопросительно посмотрел на Ёсту, не хочет ли тот поучаствовать, уточнить какие-либо детали инцидента, но тот молча изучал свои ногти. Да, подумал Патрик, облегчил я себе задачу, с таким же успехом за компанию можно было взять гирю.

— У вас есть какие-нибудь догадки, предположения о возможных мотивах?

Лаине собиралась что-то сказать, но за нее ответил Габриэль. Причем он перебил ее явно намеренно:

— Я думаю, тут ничего особенного: как обычно, банальная зависть. Людям всегда кололо глаза то, что мы живем здесь, в усадьбе, и к нам довольно часто забредает всякая пьянь и клянчит деньги. Вообще-то я считаю, что это, скорее всего, ребячья выходка, и я не обратил бы на нее внимания, но моя жена оставалась здесь одна, и именно она настаивала на том, чтобы мы поставили в известность полицию.

Габриэль бросил недовольный взгляд в сторону Лаине, которая в первый раз за время разговора проявила какие-то признаки жизни и, в свою очередь, сердито посмотрела на мужа. Казалось, ее глаза загорелись от гнева при упоминании происшествия, и она сказала Патрику тихим голосом, не глядя на Габриэля:

— Я считаю, что вам стоит поговорить с Робертом и Йоханом Хульт, племянниками моего мужа, и спросить их, что они делали вчера.