Мелльберг невозмутимо продолжал:
— На первый взгляд явных признаков, указывающих на причину смерти, не видно, но обошлись с ней довольно-таки зверски: синяки по всему телу и порезы — похоже, лезвием ножа. Да, вот еще что: она лежит на сером шерстяном одеяле. Патологоанатом здесь, он ее осмотрел, так что, наверное, предварительное заключение мы сможем получить довольно скоро.
— А у нас не было никаких заявлений о пропаже кого-нибудь ее возраста?
— Нет, ничего похожего, по крайней мере, в последнее время — ни у нас, ни поблизости. Ну, вообще-то вроде заявляли недавно о пропаже одного малого, но оказалось, что ему осточертело торчать в доме на колесах возле своей бабы. Он слинял и закрутил с одной птичкой, которую подцепил в «Галере».
Патрик увидел, что группа вокруг тела приготовилась осторожно поднять и положить его в специальный мешок для перевозки трупов. На руки и ноги жертвы, согласно правилам, были надеты пластиковые пакеты, для того чтобы сохранить возможные следы и улики. Криминалисты из Уддеваллы слаженно, с привычной ловкостью опустили тело женщины в мешок. Потом они взялись за одеяло, на котором ее нашли, и тоже упаковали в пластик, чтобы позже тщательно изучить.
Изумленное выражение на лицах экспертов и то, как они внезапно замерли, подсказали Патрику, что они наткнулись на что-то неожиданное.
— В чем дело?
— Ты, наверное, не поверишь, но они обнаружили там два черепа и человеческие кости. Насколько я могу судить по количеству, их хватает примерно на два скелета.
Лето 1979 года
Ее велосипед здорово мотало из стороны в сторону, когда она ехала, возвращаясь домой ночью на Иванов день. Празднование оказалось намного более бурным, чем она предполагала. Но это не играло никакой роли. Она ведь, в конце концов, взрослая и может делать, что хочет. А больше всего она хотела хоть на время оторваться от ребенка. От ребенка — с его постоянными криками, требованиями внимания и ласки, которых она не могла ему дать. Она сама виновата в том, что по-прежнему вынуждена жить у матери, а эта ведьма едва позволяла ступить за порог, хотя ей уже исполнилось двадцать. Она просто чудом смогла удрать из дома, чтобы повеселиться и отпраздновать Иванов день.
Если бы не этот ребенок, она могла бы жить для себя, как сама захочет, и зарабатывать собственные деньги. Она могла бы уходить из дома, когда вздумается, и возвращаться в любое время, когда заблагорассудится, и никто не совал бы нос в ее дела. Но с ребенком ничего не выйдет. Ей вообще хотелось избавиться от ребенка: где-нибудь оставить или куда-нибудь отправить, но старая карга не позволит. Так что теперь приходилось расплачиваться за свою ошибку. Если бы даже ей и хотелось ребенка, то разве смогла бы она сама о нем позаботиться?
Ведьма на стенку полезет, когда она заявится домой под утро. А от нее еще и выпивкой несет, так что запах перегара наверняка останется и завтра. Но что сделано, то сделано. Она так не веселилась со времени рождения ребенка.
Она миновала перекресток возле заправочной станции и проехала еще немного вперед, потом свернула налево в направлении Брэкке. Ее повело, и она едва не заехала в канаву. Ей удалось выправить велосипед, и она поднажала на педали, чтобы набрать скорость перед подъемом на первый крутой холм. Она ехала быстро, ее волосы развевались по ветру. Светлая летняя ночь казалась наполненной совершенным покоем. На секунду она закрыла глаза и подумала о такой же светлой ночи, когда тот немец наградил ее ребенком. Это была чудесная и запретная ночь, но она не стоила той цены, которую ей пришлось заплатить.
Она опять открыла глаза. Велосипед почему-то внезапно резко остановился, и последнее, что она запомнила, — асфальт, с необыкновенной быстротой летящий ей в лицо.
Вернувшись в полицейский участок Танумсхеде, Мелльберг, что для него было совсем нехарактерно, погрузился в глубокие раздумья. Патрик тоже был не особенно разговорчив. Он сидел напротив Мелльберга в комнате отдыха за обеденным столом и размышлял об утренних событиях. Жара не располагала к тому, чтобы пить кофе, но он чувствовал настоятельную потребность глотнуть чего-нибудь бодрящего, а спиртное едва ли можно считать подходящим напитком в такую жарищу. Оба оттягивали на себе рубашки и пытались ими обмахиваться, чтобы хоть чуть-чуть охладиться. Кондиционер сломался две недели назад, но им до сих пор не удалось найти кого-нибудь, чтобы его починить. С утра в первой половине дня было еще более или менее терпимо, но после обеда температура в участке зашкаливала.
— Что за хреновина происходит? — изрек задумчиво Мелльберг и поскреб в середине гнезда из волос, которое он обыкновенно сооружал у себя на голове, чтобы прикрывать лысину.
— Честно говоря, не имею ни малейшего понятия. Ничего себе икебана — женский труп, лежащий на двух скелетах. Если бы не полная определенность в том, что действительно произошло убийство, я бы в первую очередь подумал о розыгрыше. Допустим, ребята решили пошутить, раздобыли скелет в какой-нибудь лаборатории, скорее всего, свистнули, ну, что-нибудь вроде того. Но тут совсем другое дело. Женщина была убита. И кроме того, я слышал, как судебный медик сказал, что, возможно, кости пролежали там довольно долго, хотя, разумеется, очень многое зависит от условий: были ли останки закрыты, точнее засыпаны, или лежали открытые дождю и ветру. Эксперт говорил, что, по-видимому, он сможет хотя бы приблизительно определить, сколько им лет.
— Да, ясное дело. Как думаешь, когда мы сможем получить от него первый отчет? — спросил Мелльберг и озабоченно сморщил потный лоб.