— Ну так следующая станция — Вестергорден, — сказал Мартин и быстрым шагом пошел к машине.
Одно задание было выполнено, другое ожидало. Он подумал, как там идут дела у Патрика и Ёсты.
— Ты догадываешься, почему ты здесь?
Он и Ёста сидели рядом в маленькой комнате для допросов. Напротив за столом сидел Якоб.
Якоб спокойно их разглядывал, его сцепленные руки лежали на столе.
— А почему я должен это знать? В том, что вы делаете в отношении моей семьи, нет никакой логики. Так что мне остается только держать голову над водой, чтобы не утонуть.
— Ты что, на полном серьезе считаешь, что у полиции нет других дел, кроме как преследовать твою семью? Ну и зачем, по-твоему, нам это надо, какой здесь мотив?
Патрик наклонился вперед и с любопытством посмотрел на Якоба.
Якоб опять негромко, спокойно сказал:
— Темным силам и злой воле не нужно мотива. Но, как я знаю, по-видимому, у вас ничего не получилось с Йоханнесом, и вы пытаетесь любым способом оправдаться в собственных глазах.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Патрик.
— Вам, вероятно, кажется, что если вы сумеете что-нибудь повесить на нас сейчас, то это будет оправданием того, что произошло с Йоханнесом.
— А тебе не кажется, что это притянуто за уши?
— Откуда я знаю. Я вижу только одно: вы вцепились в нас мертвой хваткой и не хотите отпускать. Только одно меня утешает — что Бог видит правду.
— Ты много говоришь о Боге, паря, — сказал Ёста. — А твой отец такой же верующий?
Казалось, вопрос обеспокоил Якоба, на что Ёста и рассчитывал.
— В глубине души моего отца есть вера, но его… — Якоб помедлил, казалось, он размышляет над тем, какое слово ему лучше использовать, — сложные отношения с дедушкой, его отцом, привели к тому, что внешне он не показывает ее. Но вера в нем есть.
— Его отец, да, конечно, Эфроим Хульт, Проповедник. Вы ведь с ним были очень близки, — сказал Ёста, он скорее констатировал, а не спрашивал.
— Я не понимаю, каким образом это может интересовать вас. Но да, мы с дедушкой всегда были очень близки, — сказал Якоб и плотно сжал губы.
— Он спас твою жизнь? — спросил Патрик.
— Да, он спас мою жизнь.
— А как твой отец воспринял тот факт, что не он сам, а Эфроим, с которым у него, по твоим словам, были э-э… сложные отношения, смог спасти тебе жизнь? — продолжал спрашивать Патрик.
— Каждый отец хочет быть героем для своего сына, но не думаю, что он смотрел на это с такой точки зрения. В первую очередь папа испытывал вечную благодарность к дедушке за то, что тот смог спасти меня.
— А как насчет Йоханнеса — что ты можешь сказать о его отношениях с Эфроимом и твоим отцом?
— Я все же по-прежнему не понимаю, какое все это имеет значение? С тех пор прошло двадцать четыре года!
— Нам об этом известно, но все же мы вынуждены настаивать на том, чтобы ты отвечал на наши вопросы, — сказал Ёста.
Похоже, внешнее спокойствие Якоба начало потихоньку трещать по швам, и он нервно провел рукой по волосам.
— Йоханнес… да, у них с папой возникали трения, но Эфроим его любил. Но конечно, их отношения были, если можно так выразиться, внутренними, совсем не напоказ. У людей того поколения считалось, что чувства надо сдерживать и никому их не демонстрировать.
— А твой отец и Йоханнес часто ссорились? — спросил Патрик.
— Смотря что иметь в виду под словом «ссорились». Конечно, они иногда спорили, но ничего серьезного — и у братьев, и у сестер так бывает.
— Но вообще-то ходили упорные разговоры насчет того, что это были не просто споры. Некоторые даже утверждают, что Габриэль ненавидел своего брата, — сказал Патрик, немного усилив нажим на Якоба.
— Ненависть — слишком сильное слово, и не стоит им так легко бросаться. Нет, папа не испытывал недобрых чувств к Йоханнесу, хотя их отношения оставляли желать лучшего. Но я уверен, что с Божьей помощью у них со временем все бы уладилось. Брат не должен подниматься на брата.
— Насколько я понимаю, ты цитируешь Библию насчет Каина и Авеля. Интересно, что тебе пришли в голову именно эти слова. Неужели между ними все обстояло настолько плохо? — спросил Патрик.
— Нет, разумеется, нет. Никто ведь не сомневается в том, что мой отец не убивал своего брата, не правда ли?
Казалось, Якоб понял, что спокойствие его оставляет, и сложил ладони перед собой, как будто молился.
— А ты в этом уверен? — спросил Ёста. В его вопросе явно слышался подтекст.
Якоб обеспокоенно переводил взгляд с Патрика на Ёсту:
— О чем вы говорите? Йоханнес повесился, это все знают.
— Так-то оно так, вот только появилась небольшая проблема: когда мы исследовали останки Йоханнеса, то выяснилось кое-что другое. Он был убит. Йоханнес не кончал жизнь самоубийством.
Сжатые руки Якоба начали непроизвольно дрожать. Казалось, он пытается что-то сказать, но ему не хватает слов. Патрик и Ёста сидели и молча смотрели на результат того, что они спланировали заранее. По крайней мере для Якоба это, похоже, оказалось новостью.
— А как реагировал твой отец на известие о смерти Йоханнеса?
— Я, я, я… я точно не знаю, — запинаясь, сказал Якоб. — Я тогда все еще находился в больнице.
Казалось, внезапно, как гром среди ясного неба, его поразила мысль.
— Вы что, хотите сказать, что мой отец убил Йоханнеса? — Якоб начал хихикать. — Нет, вы с ума сошли. Чтобы мой отец убил своего брата… Нет, вы даже не понимаете, о чем говорите.
И Якоб откровенно рассмеялся. И Ёста, и Патрик сидели с непроницаемыми лицами, не выдавая никаких эмоций.